ТОС, драббл-пересмешник.

[ecceterra]

"Пересмешиваю" моего горячо любимого Экзюпери Военный лётчик

Собсвтенно драббл, от лица доктора МакКоя

***
…у меня есть ещё несколько дел, но тут Джим объявляет совещание. И — делать нечего,
бросив лазарет на Чэпел (благо, «тяжёлых» больше нет), я на автомате плетусь к турболифту.
В зале заседаний стоит настоящее старинное кресло. Из тёмно-красного, лакированного дерева, тёплого на ощупь, с обивкой из бордовой парчи. Я давно не видел таких. Кто и когда его туда притащил, я не знаю до сих пор. Вот одно знаю точно—на таких собраниях, как это, о моём присутствии капитан вспомнит в последнюю очередь, а, следовательно, можно оккупировать это пресловутое кресло и смотреть, как другие работают.
Команда уже добрые четверо суток на ногах — смен уже не три, а шесть. Последний бой основательно измотал и корабль, и нас. И меня в том числе. Поэтому я позволяю себе роскошь наблюдать за экипажем сквозь дрёму, чуть прикрыв глаза. Я знаю, это ненадолго. Сейчас, минуточку, стоит мне хоть чуть-чуть расслабиться, и я обязательно понадоблюсь кому-то, и понадоблюсь срочно. По первому закону подлости. И нас с креслом ждёт горькое и мучительное расставание…
…
Итак, устроившись в кресле, я занимаю стратегически важную позицию. Отсюда видно всех собравшихся. Джим со Споком, стоя, игнорируя стулья, наклонились над столом и увлечённо рассматривают какие-то карты. Справа от них, чуть в стороне, Скотти подпирает плечом шкаф с дата-дисками, и, отчаянно стараясь не зевать, морщится, как готовый заплакать ребёнок. Сулу с Чеховым тоже здесь—интересно, а они-то зачем Джиму понадобились? Русский с еле скрываемой завистью косится в мою сторону, а его приятель сонно покачивается туда-сюда, делая при этом вид, что внимательно слушает. Джим—отсюда мне это особенно хорошо видно —сам еле держится на ногах, но лицом выглядит на порядок бодрее ребят. Опять кофе, спрашиваю себя я, или он ограбил мою аптечку? Вот как устрою внеплановый медосмотр…когда всё это кончится… тогда и обсудим.
…
Джим говорит. Много, быстро. Что-то обсуждает с вулканцем, и до меня долетают слова «дислокация», «перегруппировка» и «база десять».
--Так точно, капитан,--отвечает Спок. Я отмечаю про себя, что он прицепился к этой фразе, и повторяет её, как попугай, на все вопросы Джима. Верный признак того, что и наш зеленокровый старпом сдаёт. Я говорил, мы на ногах уже вон сколько, а Спок…я вообще не помню, чтобы он хоть раз отдыхал за этот месяц. Вот, ещё одно «так-точно-капитан». Я бы сейчас на месте Джима сказал «А завтра утром, Мистер Спок, я прикажу расстрелять вас перед строем», и посмотрел бы, что остроухий ответит.

…
--Господа офицеры!
Понеслось. Я с трудом поднимаюсь из кресла, вырываю себя из его тёплых зовущих объятий и направляюсь к столу.
--Меняем курс на ЗБ-10…--Джим вздыхает,-- по всему нашему пространству идут нападения на звездные базы, на корабли… вот начальство и желает видеть там «Энтерпрайз» в качестве—хм—прикрытия. Ионный след, остаточный фон двигателей нападавших-- ромуланский. Штаб много чего недоговаривает, но…--тут он запинается на секунду, словно подбирает слова. И вдруг говорит, как-то странно задумчиво:
--Ребята…а ведь это уже война.
Потом он говорит ещё что-то, про оружие, про переброску флота к нейтральной зоне, про дипломатию… Я пытаюсь сосредоточиться. Наверное, слово «война» должно меня испугать, но этого отчего-то не получается. Война? А разве по-другому можно назвать всю эту неделю? Люди способны привыкать. Когда-то я думал, что к бесконечной опасности нельзя привыкнуть, и не заметил, как она, опасность, за одну эту неделю стала почти рутиной. Мы все, весь экипаж, и Джим, и Спок, и я — все перешагнули ту черту, за которой риск превращается в скучную, до одури надоевшую работу… тьфу, пафосно-то как, но правда. Только я уверен, что инстинкт самосохранения, редуцировавшийся до размеров червячка, точит в глубине души не одного меня.
…
Я не совсем понимаю, для чего Джим собирал всех сюда. Наша миссия всё меньше напоминает исследовательскую, и это далеко не секрет. Зачем нужно совещание, отчего бы просто не объявить по кораблю, что мы меняем курс, ибо штабисты на десятой базе вознамерились прикрыть нами свои задницы, а наше начальство и не простив? Капитан, тем временем, говорит, что мы свободны, и первым покидает зал, увлекая за собой Спока, как рыбак дохлую рыбу на удочке. Следом за ними, испаряются навигатор и пилот, а после и Скотти, с наслаждением зевая. Я последним выхожу из пустой комнаты…
…
Сейчас девять тридцать вечера. День по-корабельному почти на исходе. До базы лететь ещё часа четыре, а то и все пять. «Близко» это хороший аргумент для кабинетных адмиралов, потому, что «близко» понятие в высшей степени относительное и до безобразия растяжимое.
Я сижу в смотровой, за монитором, пью чай и пытаюсь разобраться в отчётах за последний день. Кристина –напротив меня—спит, положив голову на скрещённые на столе руки. Я её не бужу. М’Бенга остался на пятой базе, если я свалюсь, заменить меня будет некем… кроме неё.
С нападениями со вчерашнего дня затишье. Люди смогут хоть немного отдохнуть. Но я готов биться об заклад, что мои неисправимые друзья и сейчас торчат на мостике…